Думаю, что всякий, кто учился в советской школе, при слове "декабристы" помимо прочего вспомнит известную ленинскую фразу о том, что "страшно далеки они от народа". О том, как воспринимал декабристов сам народ, можно судить по этим двум народным песням.
Итак...
* * *
Молодой солдат на часах стоит,
Стоючись солдат да расплакался,
Зинул ружье солдат во сыру землю:
Ты раздвинься, раздвинься, мать сыра земля,
Ты откройся, откройся, гробова доска,
Разорвись-кё, восстань, наш благоверный царь,
Благоверный царь Александр Павлович!
У нас все-то нынче не по-прежнему,
Придумали, братцы, бояришка думу крепкую:
"Кому, братцы, из нас да государем быть,
Государем быть да акитантом слыть?
Государем-то быть князю Вильянскому,
Акитантом слыть князю Волконскому".
Воспрослышало его да ухо правое,
Рассадили их по темным кибиточкам,
Развозили их да по темным тюрьмам.
Да сенат вздумал взбунтоваться,
Царя-батюшку убить,
Расположился на это -
Да охвицеров подкупить.
Да в непоказанное время
Царя требуют в сенат.
Царь недолго одевался,
Шинель военну надевал,
Брату весточку послал:
"Уж, брат, князь великой,
Попроведай-ка ты меня,
Пока в живости-то я,
Придадут мне смерть в сенате, -
Похоронишь ты меня".
Князь недолго одевался,
Да шинель военну надевал,
Шинель военну надевал,
Ворона коня седлал,
Ворона коня седлал,
Ко сенату подъезжал.
"Да вы здорово, часовые,
Сенаторски сторожа,
Сенаторски сторожа,
Не прошел ли царь сюда"?
Они друг на друга смотрели
И сказали: "Не прошел".
Да… из них один солдат
Черным глазиком повел,
Да черным глазиком повел,
И сказал, что царь прошел.
Князь на это рассердился,
Часовых всех прерубил,
Остального-то пригрозил.
Трое двери проломил,
Во четвертые ворвался,
Брата в живости застал,
На коленях царь стоял,
Сенаторов умолял.
Journal information