Первое захоронение на этом кладбище было совершено 2 марта 1875-го года:
Это были 23-летние "лаборатористы Охтенского порохового завода", погибшие при взрыве лаборатории 28 февраля 1875 года:
Первоначально на кладбище был построен деревянный дом омовения. Однако, к началу прошлого столетия он пришел в ветхость, поэтому было решено построить новый, каменный дом омовения.
В 1907-м году был проведен архитектурный конкурс. В нем приняли участие архитекторы Я. З. Блувштейн, Я. Г. Гевирц, С. Г. Гингер, А. З. Гринбаум, Л. Д. Зейлигер, Н. Д. Каценеленбоген, М. Б. Кварт, А. И. Клейн, А. В, Розенберг, М. И. Сегаль и С.С. Серафимов.
Жюри (в него входили Г. Д. Гримм, В. А. Покровский, В. А. Косяков, О. Р. Мунц и С. В. Беляев) признало лучшим проект Я. Г. Гевирца.
После его доработки (при участии С. Г. Гингера) проект был осуществлен.
Строительство было начато в 1908-м году, а 23 сентября 1912-го года здание было освящено.
Посмотрим некоторые захоронения кладбища. Начнем с могилы фельдфебеля Кавалергардского полка Абеля-Арона Ицковича Ашанского:
Вот как пишет о его похоронах генерал А. А. Игнатьев: "У меня же, на одном из дежурств по полку, произошло следующее: под вечер, когда все офицеры уже разъехались, ко мне прибежал дежурный унтер-офицер по нестроевой команде и с волнением в голосе доложил, что «Александр Иванович померли».
Александром Ивановичем все, от рядового до командира полка, величали старого бородатого фельдфебеля, что стоял часами рядом с дневальным у ворот, исправно отдавая честь всем проходящим.
Откуда же пришел к нам Александр Иванович? Оказалось, что еще до того, как мой отец командовал полком, то есть в начале 70-х годов, печи в полку неимоверно дымили и никто не мог с ними справиться; как-то военный округ прислал в полк печника-специалиста из еврейских кантонистов, Ошанского. При нем печи горели исправно, а без него дымили. Все твердо это знали и, в обход всех правил и законов, задерживали Ошанского в полку, давая ему мундир, звания, медали и отличия за сверхсрочную «беспорочную службу».
И вот его не стало, унтер-офицер привел меня в один из жилых корпусов, еще елизаветинской постройки, где в светлом подвальном помещении под сводами оказалась квартира Александра Ивановича.
Он лежал в полковом мундире на составленных посреди комнаты столах. Его сыновья, служившие уже на сверхсрочной службе, один — трубачом, другой — писарем, третий — портным, горько плакали.
Я никак не мог предполагать того, что произошло в ближайшие часы. К полковым воротам подъезжали роскошные сани и кареты, из которых выходили нарядные элегантные дамы в мехах и солидные господа в цилиндрах; все они пробирались к подвалу, где лежало тело Александра Ивановича. Оказалось — и это никому из нас не могло прийти в голову,— что фельдфебель Ошанский много лет стоял во главе петербургской еврейской общины. На следующее утро состоялся вынос тела, для чего мне было поручено организовать церемонию в большом полковом манеже. К полудню манеж принял необычайный вид. Кроме всего еврейского Петербурга сюда съехались не только все наличные офицеры полка, но и многие старые кавалергарды во главе со всеми бывшими командирами полка. В числе последних был и мой отец, состоявший тогда уже членом государственного совета.
Воинский устав требовал, чтобы на похоронах всякого военнослужащего, независимо от чина и звания, военные присутствовали в полной парадной форме, и поэтому всем пришлось надеть белые колеты, ленты, ордена и каски с орлами. У гроба Александра Ивановича аристократический военный мир перемешался с еврейским торговым и финансовым, а гвардейские солдаты — со скромными ремесленниками-евреями.
После речи раввина гроб старого кантониста подняли шесть бывших командиров полка, а на улице отдавал воинские почести почетный взвод под командой вахмистра — как равного по званию с покойным — при хоре полковых трубачей. Таков был торжественный финал старой истории о дымивших печах."
Неподалеку от входа располагается могила известного скульптора М. М. Антокольского.
Памятник, созданный по проекту Я. Г. Гевирца украшал когда-то бюст самого скульптора, созданный И. Я. Гинцбургом.
Еще один памятник по проекту Я. Г. Гевирца стоит на могиле Ю. Б. Бака, инженера путей сообщения, основателя и издателя газеты "Речь" :
Неподалеку от могилы Антокольского находится могила одного из лучших питерских архитекторов конца 19 - начала 20 столетия Б. И. Гиршовича.
Богато украшены могилы миллионеров.
Железнодорожный концессионер А. М. Варшавский:
Склеп другого железнодорожного концессионера, С. С. Полякова лежит в руинах:
Один из самых больших склепов - у купца, действительного статского советника Л. П. Фридлянда:
Рядом склеп придворного портного А. Г. Каплуна в мавританском стиле:
Еще несколько склепов в самых разных стилях:
Барон Д. Г. Гинцбург. Его дед и отец были финансистами, а он стал ученым - востоковедом:
Интересно, что на плите нет никаких надписей (такова была воля покойного).
Забавный памятник на могиле купца Льва Моносзона - то ли лев, то ли просто скала:
Финансист и деятель общинного самоуправления А. И. Коробков:
Старший врач Мариинской больницы Ю. Д. Левинсон-Лессинг:
Ученый-физиолог, литератор Н. И. Бакст:
Могила доктора Габриловича со стихотворной эпитафией:
Еще несколько интересных дореволюционных памятников:
Руины усыпальницы:
Теперь посмотрим захоронения советских времен.
Музыканты - братья Скоморовские:
Скрипач А. Б. Скоморовский
И трубач-джазмен, организатор "Теа-джаза" (именно в нем начинал Леонид Утесов) Я. Б. Скоморовский.Юный поэт-пионер Гринечка Лангерман:
Архитектор Лев Хидекель - брат великого конструктивиста Лазаря Хидекеля:
Еще один архитектор - Н. И. Брусиловский (он совместно с Давидом Бурышкиным создал ансамбль площади Челюскинцев).
Архитекторы И. А. Квин и его жена Т. Л. Квин-Пивоварская - первая женщина, окончившая ЛИСИ:
Конструктор подводных лодок А. С. Кассациер - автор печально известной как "зажигалки" серии подлодок с единым двигателем А-615:
Хирург-ортопед М. И. Куслик:
Л. Я. Штернберг - ученый-этнограф, член-корреспондент АН СССР:
На шаре надпись - "Все человечество едино":
Рядом похоронен его брат А. Я. Штернберг - фтизиатр, основатель Государственного туберкулезного института:
Еще один врач - профессор Е. Е. Клионский:
Революционер Вера Слуцкая, погибшая при подавлении мятежа Краснова:
Музыкант, профессор Ю. Э. Эйдлин. Памятник ему сделал его сын, скульптор Л. Ю. Эйдлин (автор памятника Некрасову), который тоже лежит в этой могиле:
В советские времена часто использовались памятники с бесхозных могил. На еврейском кладбище такие памятники особенно заметны:
Впрочем, такие случаи были и до революции. По крайней мере этот дореволюционный памятник очень напоминает "голгофу", лишившуюся креста:
Хоронили на этом кладбище и в дни Блокады. Однако, это не традиционная блокадная братская могила:
Хоронили здесь в индивидуальных могилах. Платой служил хлеб, который голодающие люди отдавали, чтобы достойно похоронить своих родных, поэтому и участок этот назывался "хлебное захоронение".
К несчастью, после войны это захоронение превратили в братскую могилу, при этом были утрачены многочисленные самодельные таблички с именами похороненных.
Рядом находится еще одна братская могила, в которой похоронены моряки:
Великая Отечественная война породила у евреев новый обычай - писать на могилах имена родственников, погибших на войне, даже если они и не лежат в этой могиле:
Есть такие надписи и на могилах моей семьи:
Вариант того же обычая - не погибший на войне, а репрессированный в 1937-м:
Journal information